Лариса Кудзиева видела гранату, которая должна была ее убить. Маленькая и гладкая, она летела над ее головой долго, как в замедленной съемке — а потом наступила тишина.

Среди этой тишины раздался тонкий звон, словно столкнулись два хрустальных бокала. «Я подумала: как легко умирать», — вспоминает она.

1 сентября 40-летняя красавица Лара пришла в школу вся в черном. Четыре месяца назад от рака желудка скоропостижно умер ее муж, и она не снимала траур. После начала штурма Ларису с двумя детьми, первоклассником Заурбеком и 9-летней Мадиной, террористы загнали в столовую. Они лежали на полу в углу, когда решетку в окне вдруг выбило внутрь, и в помещение запрыгнули три спецназовца.

«Бесшумно, по-кошачьи, будто на батуте, — вспоминает Лариса. — Встали на подоконнике — а спрыгнуть некуда, мы ковром лежим. Стол в центре стоял — они на него. Тут террорист вбегает, видит их, короткий бой, террорист бросает гранату. И все».

Граната летела так долго, что Лариса успела прижать к себе сына, схватила второй рукой дочь. Почувствовала, что на лицо что-то упало — словно штукатурка посыпалась с потолка. Услышала крик сына:

— Смотрю — на нем капли крови, текут с меня. Я вытащила из-под него руку, трогаю лицо — накалываюсь пальцами на свои кости. И вырубаюсь.

Дети Лары спаслись: дочь Мадина — раненая «нашей, родной пулей» при стрельбе в окна, сын — почти целый, с поврежденными барабанными перепонками.

Ларису оставили в столовой, приняв за труп:

— Очнулась — вокруг живых нет. Пытаюсь приподняться — не могу, на правой руке как будто что-то лежит. Кто-то из солдат видит: «Девочка, потерпи, потерпи, носилки сейчас…»

Из-за кровопотери Лариса практически умирала:

— Медсестра потом рассказала, что я по дороге в больницу три раза у нее «уходила», давление 50 на ноль. Держали на аппарате искусственного дыхания, за ночь сделали две операции.

Правая часть тела Ларисы была иссечена осколками:

— Рука раздроблена, кисть раздроблена, пальчик оторван, глаз сошел с орбиты, кости все разлетелись, верхняя челюсть сломана в двух местах, скуловой кости нету. Лица вообще не было, мама опознала по одной родинке.

Искали Ларису долго. Когда она позвонила сыну из больницы, он спросил: «Ты кто?»

Первые дни Лариса не понимала, насколько тяжело пострадала:

— Сейчас у меня мимика более-менее восстановлена, а тогда я не чувствовала лица. Говорю медсестрам: дайте зеркало. Они: «У нас нету». «А как вы чепчики свои надеваете?» «Мы по памяти». Потом дали, большое такое зеркало. Смотрю — лицо в него не помещается, опухло, подбородок на груди лежит.

Всего Лариса перенесла 30 операций. Нервных окончаний, мышц и большей части костей на правой стороне ее лица не осталось, и врачи лепили лицо кавказской красавицы, словно статую: отстраивали костный каркас, нитями подтягивали мышцы, пересаживали кожу со спины, дважды зашивали барабанную перепонку:

— Не могу сказать, что я совсем не слышу. Я как будто стою на берегу горной реки, и она постоянно шумит.

Сейчас правый глаз Лары на 89% не видит. Раньше было еще хуже, но теперь «словно занавесочка черная опускается». Жаль только, что изображение перед глазом двоится, и на лестницах Лариса всегда боится упасть. Слез она не чувствует, они текут из поврежденной слезной железы сами. Гайморовые пазухи смещены, воздух попадает в горло, не нагреваясь, в холода Лариса все время болеет бронхитом, а зимой старается не выходить из дома вообще.

Последнюю операцию Лариса перенесла в 2014 году в Тбилиси: там ей подтягивали ткани правой части лица. Но раз в несколько лет лицо Ларисы опускается вновь:

— Я правую сторону не чувствую, только одну губу. Когда в правом уголке рта тяжесть — значит, все лицо опустилось.

Деньги на лечение каждый раз приходится просить у администрации Северной Осетии. Операции, которые ей нужны, относятся к пластической хирургии, и государством не дотируются. В прошлый раз Лара сама заплатила врачам 175 тысяч рублей. В администрации республики ей пообещали, что деньги вернут, но прислали сначала сто тысяч, потом, после писем и напоминаний, еще 30:

— Я думала даже со счета их не снимать, они же не милостыню мне посылают. Потом думаю: а что мне, самой платить? И сняла.

Недавно московские врачи предложили Ларисе пройти операцию в немецком Аахене, пообещали, что там есть врачи и оборудование, которого нет в России. Правда, операции за границей не дотируются:

— Я же не могла сказать, что у меня нет денег, сказала, другие дела сейчас. А какие у меня дела?

До теракта она работала главным бухгалтером, потом получила II группу инвалидности и пенсию в 13 990 рублей. На всякий случай Лара встала на учет в центре занятости, но единственное, что ей предложили, — курсы мастеров маникюра.

— Они думают, я маникюр вот этой рукой буду делать?..

Мы сидим на кухне в доме Лары во Владикавказе, куда она переехала сразу после теракта. На ней майка в стразах, узкие джинсы, алые тапочки с бантиками. Из-под коротких рукавов видны тянущиеся по всей правой руке шрамы: рваные линии швов, выхваченные куски плоти. Лара вытягивает вперед руку, так что виден пришитый врачами палец и аккуратная квадратная заплатка из пересаженной кожи.

— Я сказала: детям своим это предлагайте. И ушла.

Лара кормит нас пирогами, расспрашивает, как идет расследование теракта (она была одним из заявителей по делу «Тагаев и другие против России»), показывает большие, очень аккуратные, вставленные в золоченые рамы вышивки.

На одной — улыбающийся Заурбек. 13-летним, спустя семь лет после теракта, он залез в ванну в доме своей бабушки — и внезапно умер. Врачи подозревали сердце, от вскрытия Лариса отказалась. Похоронили Заурбека на кладбище во Владикавказе. Когда весь Беслан идет на кладбище «Город ангелов», Лариса едет туда.

Весной глава Северной Осетии Вячеслав Битаров пообещал выделить деньги на операцию Ларисы из резервного фонда республики. Лариса ждет, гравитационный птоз опускает ткани лица, темные пряди волос отрастают, закрывая правую сторону лица:

— После теракта я совсем длинные отрастила, полностью лицо закрывала. Потом лучше стало…

Я первый раз, знаешь, когда пришла в себя? В 2005 году в январе. Со мной в больнице собрали спинальных больных, они вот по сюда, — Лариса показывает на свою шею, — ничего не чувствовали.

Посмотрела я на них, думаю: ну, поллица… Хрен с ним. 40 лет жила красавица — а тут чуть-чуть не красавица. Ладно.